Мой творческий путь начался, как и у многих художников — с детства. Я просто попробовал порисовать, мне понравилось, и это желание осталось со мной на всю жизнь. Когда ты занимаешься чем-то, что приносит тебе искренне удовольствие, перестаёшь представлять жизнь без этого. Увлекаться именно граффити я стал в средних классах. Когда я шёл по улице, моё внимание цепляли всякие красивые надписи на стенах, особенно в юном возрасте мне казалось это крутым, хотелось попробовать сделать что-то подобное. Начинал я с перерисовки чужих работ в тетради, сидя на нудных уроках.

Стрит-арт в моей жизни появился в 19 лет, я просто рисовал, и мне это казалось прикольным. Нанося рисунки через трафареты на улицах города, за полчаса получалось создавать неплохие работы. Для меня граффити – это любовь, ты берёшь баллончик, пшикаешь пару раз и происходит какая-то химия, ты влюбляешься в сам процесс. Это очень вдохновляет и появляется искренний интерес, когда за короткий промежуток времени можешь выполнить работу, это мотивирует и вдохновляет.

У меня есть интересная история о первом куске. Это был мой первый кусок, сделанный в средних классах. Мне понравилась девочка, и я решил привлечь её внимание таким способом. Я помню, как накопил деньги —1150 рублей, если не ошибаюсь, тогда строительная краска стоила около 150 рублей. Я купил 7-8 баллончиков и красиво написал её имя на бетонной стене. Завершил работу за один раз, и ощущения были классные — мне это очень понравилось, и, по-моему, ей тоже.

Я думаю, этот вопрос не совсем ко мне. Не могу сказать, что я варюсь в подобных тусовках. Мне больше нравится действовать и рисовать в одиночку. Однако я знаком со многими ребятами, которые интересуются граффити. Есть люди, близкие мне по духу, и с такими мне интересно общаться и создавать что-то вместе.

Это хороший вопрос. Я думаю, важно прояснить, что мы подразумеваем под «творчеством». Для меня творчество — это то, что идёт изнутри: импульс, идея или боль. Если подразумевать под творчеством это, мне не удаётся сделать творчество своим основным доходом.

Если к тебе поступает заказ или тебя просят нарисовать что-то, даже если это находит отклик в твоём сердце, то речь больше о ремесле, а не творчестве. В моём случае ремесло — это основной источник дохода. В этом году мне повезло заработать своим творчеством, которое делает меня счастливым и мотивированным, и я хотел бы продолжать в этом направлении, переходя к точке, где люди будут готовы платить за моё искусство.

Для меня это сложный вопрос, потому что я сторонник идеи, где человек себя каждый раз переизобретает, находит и пробует что-то новое, стиль, форму, находит себя через это. Когда проходящий мимо человек, смотря на твою работу, может с точностью сказать: «Вот это он!». Я думаю, это цель каждого художника — найти свой узнаваемый язык самовыражения.

Жанр для меня такая вещь неоднозначная, которая способна ограничивать. Моё искусство глубоко личное, о моём собственном опыте и исследовании. Часто я познаю себя через свою работу или в процессе рисования.

Чаще всего боль, почему-то это именно собственная боль и переживания. Она распирает тебя изнутри, и ты как будто вытаскиваешь её из себя и воплощаешь на холсте или на эскизе для будущей работы. Бывает так, что это и какие-то яркие эмоции, приятные чувства, которыми ты хочешь поделиться.

Эти чувства тебя настолько переполняют, что тебе хочется подарить их всему миру.
Так у меня и рождаются идеи из чувств. Прожить чувства — самая сложная часть, а реализовать — вопрос мастерства и практики.

Перед реализацией я не согласовываю свои работы. Я считаю, что если работа согласована, то теряется некая взаимосвязь работы со зрителем. А когда работа выполняется спонтанно, там, где она никогда и не подразумевалась, в таком случае сохраняется тот самый искренний контакт со зрителем, и воспринимается совсем на другом уровне.

В Чебоксарах в принципе согласовать работу очень сложно, да и нужно ли. Если даже и добиться разрешения, обязательно возникнут какие-то другие проблемы, например, ты принесёшь одну работу, а согласуют тебе совсем другую, потому что виденье у вас может отличаться и это исказит задумку автора, а, главное, может затянуться и пропадёт изначальный энтузиазм.

Вообще, это сложно оценить как-то однозначно. Есть люди, которым нравится моё творчество, часто получаю позитивные сообщения, что моё творчество откликается, приносит радость и позитивные эмоции. Я довольно часто получаю обратную связь, мне это очень нравится. Если даже комментарий и отрицательный, это даёт пищу для размышлений и роста, критика всегда интересна! Что бы ни говорили в мой адрес, я не принимаю это близко к сердцу. Я не делаю разницы между отрицательными и положительными отзывами. Если реагировать только на позитивные отклики, можно повестись на поводу мнения и стать его заложником.
Часто ли мои работы закрашиваются? В основном они все закрашиваются. Скорее вопрос, как быстро они закрашиваются. Что-то весит дольше, что-то меньше. Всё зависит скорее от того, что ты рисуешь и насколько это легальное место. Если работа находится на видном и нелегальном месте, шансы у неё быть там долго минимальны, максимум дня два.

Если место полулегальное, то срок повышается до двух месяцев. Работы на самом деле могут пострадать не только от сотрудников ЖКХ, но и от детей, которые рисуют что-то ”околограффити”, они это делают поверх других работ.
У меня уже появилось что-то наподобие иммунитета, поэтому я почти никак не реагирую на это. Когда я заканчиваю работу, на этом моя зона ответственности заканчивается, и она живёт своей жизнью. Я свыкся с мыслью, что, возможно, этой работы уже не будет завтра.

Вообще, понятие «вандализм» сложное для меня. Мне понравилось, как это охарактеризовал Дима Retro. Есть такой художник, он объяснял, что нанесение рисунка на стену или на что-либо ещё, по сути, нельзя назвать вандализмом, так как функционал этого объекта не нарушается. Я думаю, что у нас просто как-то воспитали так, что если что-то нарисовал - это вандализм. Ни один уважающий себя художник не пойдёт рисовать, допустим, на какое-нибудь здание, которое имеет достояние. В основном подобным занимаются те же дети.

Вообще, художники основательно подходят к выбору холста, где они будут рисовать. А вся эта вермишель, которая появляется на улице и непонятно выглядит, мне кажется, это как раз таки дело воспитания и непонимание вот этой грани, где стоит рисовать, а где нет, где это уместно, а где нет.

Наверное, всё и понемногу. Это просто насмотренность: ты видишь что-то, подмечаешь детали. Нравится тебе работать со светом, и ты везде находишь этот свет, как он проявляется в той или иной форме. Лично мне больше нравится динамичность линий, яркие эмоциональные цвета. Если прям опираться на художников, мне нравятся: Врубель, Малявин и Стасис Красаускас.
Вообще, мне кажется, вдохновение приходит во время процесса, чем бы ты ни любил заниматься.

Меня также очень вдохновляет советская мозаика. Возможно, потому, что я вырос, смотря на неё. Мне нравится находить её в черте города. А ещё я обожаю кроссовки и кепки.

Про неё могу сказать, что это самая долгая и дорогая работа. Потому что я её начал в июле. И так получилось, что я начал и не успел её закончить. Уехал на фестивали, поездил по городам. Я вернулся и потом снова продолжил работу над ней. И за то время, что меня не было, месяц-полтора, мой изобразительный язык поменялся. И я понимаю, что то, что я рисовал до этого, я уже так не рисую. Я начал её переписывать. И так получилось, что я её рисовал долго, переписывал несколько раз. И закончил уже только осенью. Могу сказать, что она мне нравится начинкой, что она такая говорящая, без слов, и ты можешь наблюдать сюжет. Я напичкал её вставками, которые могут удержать внимание зрителя.

Что касается любимой работы, то это автопортрет, который я рисовал около 6-7 лет назад. Она мне была очень близка и по-прежнему остаётся одной из моих любимейших.

Я не придавал никакого нового значения этому символу. Думаю, это межнациональный и понятный любому человеку символ. Он означает одно — любовь. Что касается цвета, мне нравится интерпретация оранжевого цвета в восточной философии как цвета пламени. Было бы здорово, если бы этот цвет разжёг не одно потухшее сердце.

По количеству сердец, мне кажется, мы уже не сможем уследить. Я сам поклеил более нескольких тысяч, люди начали получать эти сердечки и клеить их самостоятельно. Так что это уже не только моя работа — в этом процессе участвует много людей. Большая часть приклеена в Чебоксарах и Новочебоксарске, но география уже расширилась: я отправлял сердечки в разные города России — от Хабаровска до Архангельска. Наблюдать за тем, как эта "паутинка" расползается по всему миру, очень интересно.

Я думаю, да. Продолжение можно ожидать, возможно, изменится форма подачи или материал, но сама суть останется прежней и будет развиваться в том же направлении.